Алексей Константинович Толстой

                                              На тяге


                             Сквозит на зареве темнеющих небес
                             И мелким предо мной рисуется узором
                             В весенние листы едва одетый лес,
                             На луг болотистый спускаясь косогором.
                             И глушь и тишина. Лишь сонные дрозды
                             Как нехотя свое доканчивают пенье;
                             От луга всходит пар... мерцающей звезды
                             У ног моих в воде явилось отраженье;
                             Прохладой дунуло, и прошлогодний лист
                             Зашелестел в дубах... Внезапно легкий свист
                             Послышался; за ним, отчетисто и внятно,
                             Стрелку знакомый хрип раздался троекратно,
                             И вальдшнеп протянул — вне выстрела. Другой
                             Летит из-за лесу, но длинною дугой
                             Опушку обогнул и скрылся. Слух и зренье
                             Мои напряжены, и вот через мгновенье,
                             Свистя, еще один, в последнем свете дня,
                             Чертой трепещущей несется на меня.
                             Дыханье притаив, нагнувшись под осиной,
                             Я выждал верный миг — вперед на пол-аршина
                             Я вскинул — огнь блеснул, по лесу грянул гром —
                             И вальдшнеп падает на землю колесом.
                             Удара тяжкого далекие раскаты,
                             Слабея, замерли. Спокойствием объятый,
                             Вновь дремлет юный лес, и облаком седым
                             В недвижном воздухе висит ружейный дым.
                             Вот донеслась еще из дальнего болота
                             Весенних журавлей ликующая нота —
                             И стихло все опять — и в глубине ветвей
                             Жемчужной дробию защелкал соловей.
                             Но отчего же вдруг, мучительно и странно,
                             Минувшим на меня повеяло нежданно
                             И в этих сумерках, и в этой тишине
                             Упреком горестным оно предстало мне?
                             Былые радости! Забытые печали!
                             Зачем в моей душе вы снова прозвучали
                             И снова предо мной, средь явственного сна,
                             Мелькнула дней моих погибшая весна?

                             Май 1871


                           ________________________________________________________________________